Ясенево

Когда-то требовал уклад жизни родовитого дворянства в белокаменной столице дома в Москве для зимнего житья и подмосковной, где проводились месяцы лета и осени. Тот же архитектурный стиль, даже тот же тип дома с колоннами, лоджиями, аркадами, поясными галереями, флигелями и крыльями в XVIII веке равно подходил как для деревни, так и для московской усадьбы, в сущности ведь совершенно обособленной от улицы оградой, включавшей в себя, помимо дома, конюшни, и службы, сады с прудами и беседками. Городские дома эти в допожарной Москве занимали целые кварталы. Так, владели Талызины домом на Воздвиженке, построенном Казаковым, и усадьбой Денежниково в Богородском уезде, Чернышёвы - домом на Тверской и подмосковной Яропольцы, Мамоновы - тоже домом на Тверской и Дубровицами в Подольском уезде, Разумовские - громадной усадьбой между Дмитровской и Каретным рядом, а также Горенками, Мусины-Пушкины - дворцом на Разгуляе и имением Старо-Никольское в Подольском уезде. Не составляли исключение и Бутурлины, владевшие на Знаменке большим домом с колоннами, уцелевшим в пожаре 1812 года, и подмосковной усадьбой - селом Ясеневом. Городские и деревенские дома, столь мало различные в ту пору, когда ландшафт Москвы создавался из разбросанных отдельных городских усадеб, были обставлены и внутри теми же предметами, той же мебелью, росписью, картинами, книгами, фамильными портретами. Вещи непрерывно перетекали из города в деревню и обратно, делая мало заметным для владельца переезд из Москвы в усадьбу на летнее время. Еще в первые годы революции стоял в Ясеневе дом, брошенный и опустошенный, образовывавший в плане фигуру, близкую к букве "Н"; он со стороны двора был украшен фигурной, с расходящимися круглящимися маршами лестницей, находившейся в соответствии с барочной отделкой - наличниками окон и входной двери. Другой фасад, в парк, был украшен несколько приземистым портиком-террасой, от которого в высоту довольно высокого цоколя дома шел долгий отлогий пандус в парк, обрамленный ступенчатым ниспадающим парапетом. Над средней частью дома возвышался мезонин, где из окон открывался вид на Москву. Этот старинный дом, покинутый и руинированный, вскоре погибший в пожаре, был запечатлен на литографии Филиппова в мягкой набросочной карандашной манере, хорршо передавшей элегическую прелесть разрушающейся старинной дворянской усадьбы. Два флигеля с барочными наличниками и позднее пристроенными колонными портиками образовывали четырехугольник небольшого двора, где разрослись высокие кусты сирени, выносящие в нежно-синее весеннее небо лиловые и белые гроздья душистых цветов. Быть может, каждая русская усадьба связывается в памяти с теми или иными цветами. В Ершове это незабудки, в Остафьеве и Белкине - водосборы, в Ясеневе - сирень. Здесь заросли сирени непроходимой чащей окружают пруды, спадающие террасами, пруды, несущие на зеркальной поверхности своей благоухающие лепестки обсыпающихся цветов. Верно, бесконечное количество лет вырастали побег от побега эти сиреневые заросли, быть может, в основе своей современные древним липам парка. Старые, дуплистые деревья, точно готовые распасться на части под тяжестью своих ветвей и крон, образуют правильные, расходящиеся геометрическим узором аллеи типично французского в своей планировке парка. Но именно в вольном росте этих регулярных насаждений заключается своеобразная прелесть старинных русских парков, тот

непредвиденный их украшателями вид, который столь пленяет по миновании более чем вековой их жизни. Несомненно, Екатерининский парк Царского Села или Нижний парк Петергофа были рассчитаны некогда на то, чтобы продолжить зелеными насаждениями архитектурные линии и формы, образуя зеленые стены для белых и золоченых статуй, для взлетающих струй воды и каскадов сверкающих брызг. Но со временем, естественно, окрепли древесные стволы, отмерли нижние ветви, обнажились черно-фиолетовые стволы, бросающие на дорожки полосатые тени; точно в соответствии со стилем новой, пришедшей на смену барокко классической архитектуры стволы деревьев <...> стали колоннами, образующими своеобразные аллеи, колоннады и галереи. Таковы судьбы почти всех старинных французских садов в подмосковных усадьбах и дворцовых резиденциях.

И в Ясеневе ветхий парк, все еще обновляющийся каждую весну, стал роскошным в своей запущенности, несмотря на некогда прочерченные циркулем и линейкой регулярно сплетенные аллеи и дорожки. Стояла в комнатах ясеневского дома покойная старинная мебель, висели люстры и картины, подобные тем, что висели и в московском доме Бутурлиных на Знаменке. Много было здесь фамильных портретов XVIII века, в тяжелых овальных и прямоугольных золоченых рамах, писанных кем-то из выучеников школы Рокотова. Думается, у этого живописца-помещика, чьи скудные биографические сведения рисуют его владельцем имения в <Московской> губернии, членом Английского клуба, другом известного чудака-помещика Струйского, была мастерская, живописная школа, где обучались крепостные мальчики многих дворянских домов. У Рокотова учились Зяблев, крепостной Струйского, написавший превосходный плафон в зале рузаевского дома, вероятно, также......, крепостной Дмитриева-Мамонова, чьи работы сохранились в портретной галерее Дубровиц, кто-то пока еще неведомый из крепостных Мельгуновых, Куракиных и Бутурлиных. Этими мастерами-крепостными, в большинстве случаев все же мало умелыми, определяется та бытовая живопись, которая знала в России не только правобокий и [нрзб.] портрет, <но> также жанровую и историческую картину. Как раз в Ясеневе висели холсты этого рода, прославлявшие деяния и подвиги представителей семьи Бутурлиных, подобные тем, что были еще в Ольгове и Суханове. Почти все это исчезло из дома. Остались пустые стены с ободранными обоями, выцветшими, кроме мест, где постоянно висели картины и портреты. Выломаны из [нрзб.] зала украшения и медальоны. В одной из комнат грудой по колено навалены были разрозненные, разорванные, загаженные книги - французские издания XVIII - начала XIX века в их ценных, украшенных гравированными виньетками и розетками обложках и обертках. Ветер сквозь выбитые стекла окон разнес изорванные листы по всем комнатам, снег лежал на них тяжелой [скатертью], мыши, последние обитатели дома, отгрызали углы и корешки. Так бесславно постепенно погибало разбитое, расхищенное Ясенево, пока пожар не унес и этих последних остатков.